У «регионалов» до сих пор нет осознанного понимания, в какой стране они живут и чем Россия все-таки отличается от Украины
Отрицание наличия какой-либо идеологии у современной Партии регионов означает отрицание процесса эволюции этой партии. По сравнению с малоизвестной организацией
2002 г., входящей в состав «За ЕдУ», нынешняя ПР пытается позиционировать себя как политическая сила, защищающая интересы среднего капитала, а также «национального производителя». Под последним подразумевается, безусловно, сама ПР, точнее говоря, ее управленческая верхушка. Основная партийная проблема заключается как раз не в наличии или отсутствии предлагаемых обществу идей, а в том, кому конкретно эти идеи предлагаются, с какой целью и на основе каких принципов.
Сам факт эволюции неудивителен – было бы непонятно, если бы партия ничего не «придумала» в условиях трансформации избирательной системы. Вместе с тем резонным остается иной вопрос: действительно ли произошедшие изменения касаются ее базисных идеологических принципов?
Если судить по характеру голосований фракции за последние два года, то можно сделать три вывода. Во-первых, как в период оппозиции, так и в период коалиции голосование за экономические законы проводилось с точки зрения правой, буржуазной партии. Голосование за социальные проекты – в оппозиционный период – с социал-демократической, которая резко оборвалась уже осенью 2006 г., но возросла летом 2007 г. Такое голосование в целом характерно для «кучмистских» политпроектов, создаваемых для лоббирования экономических интересов тогдашнего главы государства в парламенте. Во-вторых, наиболее четко выраженные «правые» голосования совпали с периодом «расцвета» коалиции конца осени 2006 –зимы 2007 гг., когда возникновение конституционного большинства было наиболее прогнозируемым. В-третьих, усиление «социалистических» тенденций стало наиболее очевидным не столько после президентского решения о роспуске парламента, сколько после публичного «слива» информации о наличии серьезных противоречий между группами влияния внутри партии.
Наиболее «точечным» проявлением этих противоречий является дискуссия о смене лидера ПР – на место Виктора Януковича якобы претендует Борис Колесников. Если такой сценарий будет реализован, то можно утверждать, что лоббистско-предвыборные очертания ПР формализуются в праволиберальную модель, ассоциируемую с Ринатом Ахметовым и полностью несовместимую с электоральными ожиданиями и мотивациями ее избирателей. Левые лозунги, безусловно, останутся – как и нынешняя программа, полностью из них состоящая. Но эту программу не приспособишь ни к деятельности правительства, ни к решению текущих проблем. К тому же Янукович как идеологический символ «концентрирует» на себе по крайней мере 80% голосов, и потеря этого символа при доминирующей тактике консервации политического, идейного и ментального расколов Украины означает безвозвратную потерю власти.
Говоря о ментальной составляющей, мы говорим об «идеологии юго-востока», но не всей Украины. Такой регионализм, характерный для баварского и российского национализмов, базируется на принципах модернизированного советского «демократического централизма», где центром выступает Донецк. При этом усиленно формируется образ «врага», под которым понимается не отдельная нация или социальная группа, как это было в «классических» тоталитарных идеологиях ХХ века, а «иная» ментальность, «оранжизм», говоря языком ПР. Врагом, таким образом, выступают альтернативные «донецким» идеи, ценности и оценки, а также люди, их исповедующие.
На управленческом уровне вводимое правило «регионального перераспределения» властных полномочий сводится к банальности – ресурсы получают только те, кто имеет «донецкую» прописку. Тем самым политическая и экономическая значимость бюрократов «недонбасских» и «неметаллургических» регионов отвергается. Что, в свою очередь, закладывает мину замедленного действия: свой вклад в победу партии внесли и Юг, и Центр. Причем «партийная «фишка» - развитие местного самоуправления – вытекает из тезиса о региональной самостоятельности, сводимой к политической автономии крупного бизнеса. То есть речь идет о попытках институционального закрепления пропагандируемого принципа раскола государства по вышеуказанным критериям.
Вместе с тем отказ от положений о постепенном переходе к федеративному устройству и формирования Палаты Регионов в этом контексте ни о чем не говорит. Во-первых, потому, что такие лозунги уже малоэффективны и по большому счету рискованны для родного бизнеса. А во-вторых, «местное самоуправление» можно понимать и как организацию системы распределения власти между центром и регионами на основе принципа субсидиарности, по которым функционирует ЕС. На практике это означает сохранение советского подхода к региональной экономической политике: усиление индустриализации «своих» территорий и экономическая маргинализация «вражеской». На уровне пропаганды это выливается в не менее традиционные тезисы о неспособности «националистов» к самостоятельной продуктивной деятельности, проведении «популизма» с их стороны и «кормлении» Донбассом всей страны.
Одновременно, как следует из программы и реальных действий нынешнего КМУ, делается попытка иерархического структурирования властной вертикали сверху вниз методом феодализации регионов, когда каждая территория отводится партийному наместнику, подчиненному вышестоящему чиновнику партии. Что характерно, именно на Донбассе нет четкого разделения понятий «партия» и «государственный институт». Намерение довести до конца «политическую реформу», апологетом которой выступает Мороз, стратегически может означать только одно – воссоздание советско-номенклатурной партийно-государственной модели управления, призванной к бюрократическому «охранению» наработанных промышленных, финансовых и административных ресурсов.
Также необходимо отметить еще одну особенность. На фоне заявлений о необходимости профессиональной армии и повышения социальных гарантий военнослужащим говорится о создании суворовских и нахимовских училищ как системы военно-патриотического воспитания. Вместе с политической идеей «два языка – один народ» такие положения весьма символичны: у «регионалов» до сих пор нет осознанного понимания, в какой стране они живут и чем Россия все-таки отличается от Украины.
Достаточно символичными для населения выглядят и социально-экономические тезисы. Так, провозглашается тактическая смена «критики» на «социальный успех». Уровень предлагаемых пожизненных социальных гарантий предоставлялся только в трех странах – фашистской Италии, нацистской Германии и в СССР. Невероятно высокие выплаты при рождении ребенка – в общем-то, это «ответ» на президентские инициативы. Решение жилищной проблемы путем проведения жилищных аукционов при условии царившего «земельного дерибана» и тотальной коррупции в строительстве кажутся утопией даже для тоталитарных социальных программ.
Характерным является и то, что предоставление льгот молодым семьям и программ для специалистов на предприятиях возможно только для работающих на «флагманах индустрии». То есть «оранжевые» районы будут не только экономически, но и социально маргинализироваться. При этом жилищное кредитование предусматривает «привязку» на 20 лет к конкретному месту работы. Если более просто – ПР намерена воссоздать крепостное право при реализации проекта политико-экономического феодального господства. Поддержка этому проекту гарантирована – «свои» территории окажутся социально и экономически защищенными, тогда как мнение «другой Украины» не будет иметь никакого значения.
Поэтому на фоне популистских лозунгов можно провести монетаризацию экономики и шоковую терапию. Причем введя «целевые программы» для контролируемых отраслей. Каким образом феодальная модель будет управляться ультралиберальными методами «дикого капитализма», «регионалов», по всей видимости, не волнует.
Читайте также: Идеологические поля Украины. Часть 1.
НОВОСТИ
